Рассказ об Иване Шамякине, которого читали все белорусы
к 100-летию со дня рождения белорусского писателя Ивана Шамякина
30 января исполнилось 100 лет со дня рождения Ивана Шамякина, одного из самых популярных белорусских писателей советской эпохи. Вспомним факты его биографии, самые популярные произведения, а также попытаемся разобраться, почему в СССР его все читали, а теперь на первый план вышли другие литераторы.
"Не веру тым, хто сцвярджае, што краіна не рыхтавалася да вайны"
В наши дни Иван Шамякин воспринимается почти как безупречный советский писатель. Мало кто из белорусских литераторов получил от государства столько регалий и наград. Действительно, Шамякин — Герой Социалистического Труда, академик Национальной академии наук Беларуси, народный писатель, лауреат Государственной премии СССР и двух Государственных премий БССР. И при этом его книги зачитывали до дыр и издавали многотысячными тиражами. В чем секрет его успеха? Одна из причин — в безукоризненной биографии. Шамякин родился на востоке Беларуси — в деревне Корма Добрушского района. Окончил Гомельский техникум строительных материалов и еще до войны отправил первые рассказы в один из минских журналов. В 1940-м был призван в армию, служил в артиллерии в Заполярье, где воевал большую часть Великой Отечественной. — Батарэя, дзе я ўжо камандаваў разлікам, выпускала сотні снарадаў у суткі. Не веру тым, хто сцвярджае, што краіна не рыхтавалася да вайны. Адкуль на далёкай Поўначы было столькі снарадаў? І пазней, калі фіны перарэзалі Кіраўскую дарогу, мы ніводнай гадзіны не заставаліся без боепрыпасаў, — вспоминал Шамякин в одной из книг.
Вернувшись на родину после войны, он какое-то время работал учителем, но продолжал писать. После первых публикаций в 1947-м его приняли в Союз писателей, а год спустя Шамякин поступил в Высшую партийную школу и окончательно перебрался в Минск. В 1949-м вышел его первый роман "Глыбокая плынь", который закрепил за писателем статус восходящей (и к тому же идеологически правильной) литературной звезды. Сталинская премия третьей степени, полученная за эту книгу, позволила купить машину "Победа" — в послевоенном Минске это была редкость. — І дзіўна, тры гады трымалі шафёра, які рабаваў нас: ледзь не кожны дзень нешта псавалася. Па сённяшнім часе сорамна прызнацца, што я, малады, здаровы мужчына, не мог асвоіць ваджэнне машыны, — вспоминал писатель в одной из книг. С того времени Шамякин находился на высоких должностях. В 1952-м возглавлял альманах "Советская Отчизна" (теперь журнал "Неман" — главное русскоязычное литературное издание Беларуси), в 1954-м перешел в Союз писателей, где работал долгие годы. Был вхож в кабинеты начальников и помогал с жильем многим своим коллегам.
— Я любіў выбіваць, у прыватнасці, кватэры, не саромеўся дабірацца да самага верху, да таго ж Ціхана Кісялёва, старшыні Саўміна, і нават да Машэрава, — рассказывал Шамякин.
Недаром именно ему Петр Машеров поручил руководить строительством Дома литераторов, который был возведен недалеко от центрального входа в парк Горького. Параллельно, в 1971–1985 годах, Шамякин возглавлял Верховный Совет БССР. Правда, больших трудностей у него это не вызывало.
— Дэпутацкія сэсіі (два разы на год) адбываліся чынна і спакойна. Даклады гучалі строга фармальна, паводле рэгламенту, спрэчкі ніякіх эмоцыйні ў кога не выклікалі, — писал Василь Быков в мемуарах "Доўгая дарога дадому".
— Дэпутаты звычайна драмалі ў залі, некаторыя чыталі газеты, пісьменнікі (Панчанка, Лужанін, Гілевіч), падобна, складалі вершы. Вёў паседжанні старшыня Вярхоўнага Савета Іван Шамякін, які не мог падрамаць за сталом прэзідыуму, хаця было бачна, як тое яму хацелася. Каманды ў залю ён падаваў з паперкі, якую яму прыносіла сакратарка Чагіна. Аднойчы, кіруючы галасаваннем, не адрываючыся ад паперкі прачытаў запар: "Хто за, хто супраць, успрымаўшыхся няма — аднагалосна". У зале засмяяліся, бо ніхто яшчэ не паспеў падняць рукі. Але затым дакладна гэтак жа паднялі.
В 1980-м Иван Петрович перешел на работу в издательство "Белорусская энциклопедия", которое возглавлял до весны 1992-го. Его заместитель, драматург Алесь Петрашкевич, утверждал в мемуарах, что Шамякин фактически выполнял функции "свадебного генерала". Правда, отношения у обоих были неважными, что могло сыграть свою роль в такой оценке.
Встреча с будущей женой — в пятом классе
Успеху косвенно содействовала семейная репутация — надо сказать, безукоризненная. Свою будущую жену Шамякин увидел еще в пятом классе — "маленькую, рыжанькую, з вялікімі блакітнымі вачыма, вельмі жывымі і выразнымі". Влюбился в нее после одного эпизода. Иван отрастил длинные волосы. Директор несколько раз предупреждал его, а затем насильно остриг ему волосы на глазах у всего класса. Все издевались (некоторые даже говорили, что его "стригли как овцу"), сочувствовала только Маша.
Но через три месяца семья Шамякиных переехала. В следующий раз они встретились в Гомеле, куда поехали учиться по окончании семилетки. За год до начала войны они поженились и прожили вместе 58 лет. Жена была первым читателем и критиком его произведений. Говорили, что именно тоска по умершей супруге ускорила смерть писателя.
Но куда более важным фактором, объясняющим успех Ивана Петровича, была его фантастическая продуктивность: он оставил после себя более десятка романов, несколько десятков повестей, а также пьесы, сценарии, публицистику, его собрание сочинений составило 23 тома. А также несомненный талант: по умению "закрутить сюжет" писатель был одним из лучших среди белорусских литераторов.
Неудивительно, что его романы "Трывожнае шчасце", "Сэрца на далоні", "Снежныя зімы", "Атланты і карыятыды", "Вазьму твой боль", "Злая зорка" и другие пользовались невероятной популярностью. Тем более что Иван Петрович был не тем писателем, кто зовет читателей вперед и тем самым опережает эпоху. Шамякин искренне принимал советские реалии, что смягчало фальшь определенных проявлений советской действительности. Он развивался наравне с советской элитой и в то же время был на полшага впереди общества, которое нередко узнавало о новых веяниях в жизни из его произведений.
Но близкая связь с советскими реалиями сыграла с писателем злую шутку. Даже в его лучших произведениях самыми яркими и убедительными фрагментами являлись те, где Шамякин шел за жизнью, а не за партийными установками.
Например, в романе "Гандлярка і паэт", главная героиня выглядела куда более интересно, чем чрезмерно правильный поэт. Да, завершался роман достаточно искусственно, по законам советской военной литературы: Ольга перевозила оружие в лес, а затем внезапно, под впечатлением убийства маленьких еврейских детей, чьи вещи она видела, взорвала себя и несколько сотрудников полиции.
Или возьмем роман "Атланты і карыятыды". Само произведение, как и другие романы Шамякина, читается на одном дыхании. Проблемы архитектуры, взаимоотношения специалистов в этой области и партийного руководства, личные отношения героев — все это сплетено в клубок, который мог закрутить только настоящий мастер. Но в книге хватает партийных штампов (например, "вы ніякая не актрыса. Ніколі не іграеце. Між іншым, за гэта вас любіць увесь гарадскі актыў"). А в финале романа, после того как профессиональные дела главного героя оказались окончательно запутанными, конфликт разрешает мудрый, строгий, но справедливый секретарь обкома Сосновский. Чем не классика соцреализма?
К тому же изменились жизненные реалии и философия. Например, Шамякин обвинял героиню "Гандляркі і паэта" в мещанстве, но теперь ее поведение перед тем, как нацисты в 1941-м заняли Минск, кажется абсолютно логичным. В итоге многие произведения советского классика оказались слишком привязанными к прошлому.
"Не было фіналу, нейкіх дзвюх старонак. Маша прачытала, доўга думала, пасля сказала: "Я яго забіла б"
Но как минимум одно произведение Шамякина точно не устарело. Речь о повести "Слаўся, Марыя!", в которой писатель рассказал о своей любви к жене. Например, на его страницах он рассказывал удивительную историю.
— Пры стварэнні вобраза Таісы з рамана "Вазьму твой боль" я мусіў зноў звярнуцца да Машы. З той толькі розніцай, што раман быў напісаны. Не было фіналу, нейкіх дзвюх старонак. Маша прачытала, доўга думала, пасля сказала:
— Я яго забіла б.
Логіка сюжэта падводзіла да гэтага, але сацрэалізм не даваў мне права паслаць гераіню на злачынства. (…). Я пайшоў на гэты фінал — Тася робіць Шышку ўкол.
Главный редактор журнала "Полымя" Кастусь Киреенко схватился за голову:
— Што ты робіш, вялікі гуманіст! Ды нас з табой разнясуць у пух, у шмаццё.
Поэтому Шамякин переписал финал: "сачыніў нешта аморфнае, пераканаўчае". Но в целом это книга не столько о творчестве, сколько о любви.
— Яна жыла з цвёрдай упэўненасцю ў трываласці нашага кахання, нашага жыцця, — писал Иван Петрович о своей жене, вместе с которой прожил счастливую и насыщенную жизнь.